Во время очной ставки, которая продолжалась три часа, записала кучу замечаний в протокол. Очная ставка между арестованной сбытчицей и понятым. На предмет того, была или нет проверочная закупка. (История эта печальная, и даже думать о ней не хочется… а надо…) Сбытчица, ранее много раз судимая за наркоту, гонит истерику, орет благим матом и т.д. Я ее предупредила сразу, что ее вопли мне надоели (я уже два раза ее допрашивала), и сейчас я буду все это заносить в протокол. Но криминальные бабы, как правило, истерички, и втолковывать им что-либо бесполезно.

Так и пишем протокол три часа на семи страницах… моим мелким почерком…

Адвокат встала в позу: Что вы пишете в протокол «Мамедова высказывает оскорбления в адрес следователя и свидетеля, выражается нецензурной бранью»! Я не буду тогда подписывать протокол! Мамедова вас не оскорбляла.

Я: Извините! Лично я воспринимаю слова «вы меня посадили, потому что у меня не нашлось 50000, чтобы вам заплатить» как оскорбление! И почему интересно я должна не обращать на это внимания?

Адвокат: ага, а если это неправда, то почему вы должны воспринимать это как оскорбление? Не буду подписывать протокол! И Мамедова не выражалась в ваш адрес нецензурной бранью…

Я: интересно, а что это было?

Адвокат: это просто для связки слов. Эмоциональная женщина.

Я: мне все равно, какая она эмоциональная. Она находится на следственном действии, порядок очной ставки специально всем разъяснен.

Адвокат: да, а почему вы не записываете, что свидетель тоже выражается нецензурной бранью и оскорбляет мою подзащитную! Это несправедливо, это предубеждение.

Я: я, вообще… не судья, чтобы без предубеждения! Мои предубеждения, надеюсь, всем известны! Если вам что-то не нравится, пишите прокурору, чтобы заменили следователя, и я с радостью заменюсь! (ага, мечты, еще никого не заменили, так и маемся) Хорошо, видите, я пишу, что свидетель тоже высказывает оскорбления в адрес Мамедовой, на замечания следователя не реагирует…

Адвокат: дайте посмотреть… (воет) что это значит, «Мамедова провоцирует свидетеля и срывает очную ставку!»

Я: а кто же еще срывает и провоцирует…

Адвокат: а может, это свидетель провоцирует Мамедову!

Я: угу, сначала Мамедова два часа визжит и матерится на всех подряд, а когда свидетель начинает тоже визжать (ах, эти горячие уральские парни, будь они прокляты…), то, по-моему, ясно, кто кого спровоцировал.

Адвокат: свидетель провоцирует Мамедову, потому что он тут сидит! И вообще, это вы провоцируете Мамедову, потому что пишете свои дурацкие замечания. Никто не пишет из следователей, а вы пишете! Нужно просто не обращать внимания…

Я: а я хочу, чтобы все в суде и прокуратуре увидели ее личность, что она из себя представляет! Хорошенькое дело – не обращать внимания, когда она не дает рта открыть ни мне, ни свидетелю…

Но в итоге, за три часа очной ставки с непрерывным криком и матом адвокат так утомилась, что все-таки подписала протокол. Думаю, ей просто хотелось скорее выбраться из подвала.



Однако, абстрактно размышляя… Такое впечатление, что у нас сейчас считается позорным замечать какие бы ни было оскорбления. Типа – если ты считаешь, что тебя оскорбили, значит, так оно и есть! По-моему, какая-то извращенная логика, вверх ногами.

Или нет? Или это я все воспринимаю под углом «профессиональной деформации»?